Читаем без скачивания Полная хрестоматия для начальной школы. 2 класс - Сутеев Владимир Григорьевич

– Не видала ли, куда братец Ивашечка делся?

А яблоня в ответ:

– Девочка-привередница, поешь моего дикого, кислого яблочка – может статься, тогда и скажу!

– Вот, стану я кислицу есть! У моих батюшки да матушки садовых много – и то ем по выбору!

Покачала на нее яблоня кудрявой вершиной да и говорит:

– Давали голодной Маланье оладьи, а она говорит: «Испечены неладно!»

Малаша побежала далее. Вот бежала она, бежала, набежала на молочную реку, на кисельные берега и стала речку спрашивать:

– Речка-река! Не видала ли ты братца моего Ивашечку?

А речка ей в ответ:

– А ну-ка, девочка-привередница, поешь наперед моего овсяного киселька с молочком, тогда, быть может, дам весточку о брате.

– Стану я есть твой кисель с молоком! У моих у батюшки и у матушки и сливочки не в диво!

– Эх, – погрозилась на нее река, – не брезгай пить из ковша!

Побежала привередница дальше. И долго бежала она, ища Ивашечку; наткнулась на ежа, хотела его оттолкнуть, да побоялась наколоться, вот и вздумала с ним заговорить:

– Ёжик, ежик, не видал ли ты моего братца?

А ежик в ответ:

– Видел я, девочка, стаю серых гусей, пронесли они в лес на себе малого ребенка в красной рубашечке.

– Ах, это-то и есть мой братец Ивашечка! – завопила девочка-привередница. – Ёжик, голубчик, скажи мне, куда они его понесли?

Вот и стал еж ей сказывать: что-де в этом дремучем лесу живет Яга-баба, в избушке на курьих ножках; в послугу наняла она себе серых гусей, и что она им прикажет, то гуси и делают.

И ну Малашечка ежа просить, ежа ласкать:

– Ёжик ты мой рябенький, ежик игольчатый! Доведи меня до избушки на курьих ножках!

– Ладно, – сказал он и повел Малашечку в самую чащу, а в чаще той все съедобные травы растут: кислица да борщовник, по деревьям седая ежевика вьется, переплетается, за кусты цепляется, крупные ягодки на солнышке дозревают.

«Вот бы поесть!» – думает Малашечка, да уж до еды ли ей! Махнула на сизые плетенницы и побежала за ежом. Он привел ее к старой избушке на курьих ножках.

Малашечка заглянула в отворенную дверь и видит – в углу на лавке Баба-яга спит, а на прилавке{Прила́вок – широкая скамья, приделанная к стене.} Ивашечка сидит, цветочками играет.

Схватила она брата на руки да и вон из избы!

А гуси-наемники чутки. Сторожевой гусь вытянул шею, гагакнул, взмахнул крыльями, взлетел выше дремучего леса, глянул вокруг и видит, что Малашечка с братом бежит. Закричал, загоготал серый гусь, поднял все стадо гусиное, а сам полетел к Бабе-яге докладывать. А Баба-яга – костяная нога так спит, что с нее пар валит, от храпа оконницы дрожат. Уж гусь ей в то ухо и в другое кричит – не слышит! Рассердился щипун, щипнул Ягу в самый нос. Вскочила Баба-яга, схватилась за нос, а серый гусь стал ей докладывать:

– Баба-яга – костяная нога! У нас дома неладно что-то сделалось – Ивашечку Малашечка домой несет!

Тут Баба-яга как расходилась!

– Ах, вы трутни, дармоеды, из чего я вас пою, кормлю! Вынь да положь, подайте мне брата с сестрой!

Полетели гуси вдогонку. Летят да друг с дружкою перекликаются. Заслышала Малашечка гусиный крик, подбежала к молочной реке, кисельным берегам, низенько ей поклонилась и говорит:

– Матушка-река! Скрой, схорони ты меня от диких гусей!

А река ей в ответ:

– Девочка-привередница, поешь наперед моего овсяного киселя с молоком.

Устала голодная Малашечка, в охотку поела мужицкого киселя, припала к реке и всласть напилась молока. Вот река и говорит ей:

– Так-то вас, привередниц, голодом учить надо! Ну, теперь садись под бережок, я закрою тебя.

Малашечка села, река прикрыла ее зеленым тростником; гуси налетели, покрутились над рекой, поискали брата с сестрой да с тем и домой полетели.

Рассердилась Яга пуще прежнего и прогнала их опять за детьми. Вот гуси летят вдогонку, летят да меж собой перекликаются, а Малашечка, заслыша их, прытче прежнего побежала. Вот подбежала к дикой яблоне и просит ее:

– Матушка, зеленая яблонька! Схорони, укрой меня от беды неминучей, от злых гусей!

А яблоня ей в ответ:

– А поешь моего самородного кислого яблочка, так, может статься, и спрячу тебя!

Нечего делать, принялась девочка-привередница дикое яблоко есть, и показался дичок голодной Малаше слаще наливного садового яблочка.

А кудрявая яблонька стоит да посмеивается:

– Вот так-то вас, причудниц, учить надо! Давеча не хотела и в рот взять, а теперь ешь над горсточкой!

Взяла яблонька, обняла ветвями брата с сестрой и посадила их в середочку, в самую густую листву.

Прилетели гуси, осмотрели яблоню – нет никого! Полетели еще туда, сюда да с тем к Бабе-яге и вернулись.

Как завидела она их порожнем, закричала, затопала, завопила на весь лес:

– Вот я вас, трутней! Вот я вас, дармоедов! Все перышки ощиплю, на ветер пущу, самих живьем проглочу!

Испугались гуси, полетели назад за Ивашечкой и Малашечкой. Летят да жалобно друг с дружкой, передний с задним, перекликаются:

– Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту!

Стемнело в поле, ничего не видать, негде и спрятаться, а дикие гуси все ближе и ближе; а у девочки-привередницы ножки, ручки устали – еле плетется.

Вот видит она – в поле та печь стоит, что ее ржаным хлебом потчевала. Она к печи:

– Матушка печь, укрой меня с братом от Бабы-яги!

– То-то, девочка, слушаться бы тебе отца-матери, в лес не ходить, брата не брать, сидеть дома да есть, что отец с матерью едят! А то «вареного не ем, печного не хочу, а жареного и на дух не надо!»

Вот Малашечка стала печку упрашивать, умаливать: вперед-де таково не буду!

– Ну, посмотрю я. Пока поешь моего ржаного хлебца!

С радостью схватила его Малашечка и ну есть да братца кормить!

– Такого-то хлеба я отроду не видала – словно пряник-коврижка!

А печка, смеючись, говорит:

– Голодному и ржаной хлеб за пряник идет, а сытому и коврижка вяземская не сладка! Ну, полезай теперь в устье, – сказала печь, – да заслонись заслоном.

Вот Малашечка скоренько села в печь, затворилась заслоном, сидит и слушает, как гуси все ближе подлетают, жалобно друг дружку спрашивают:

– Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту!

Вот полетали они вокруг печки. Не нашли Малашечки, опустились на землю и стали промеж себя говорить: что им теперь делать? Домой ворочаться нельзя: хозяйка их живьем съест. Здесь остаться тоже не можно: она велит их всех перестрелять.

– Разве вот что, братья, – сказал передовой вожак, – вернемся домой, в теплые земли, – туда Бабе-яге доступа нет!

Гуси согласились, снялись с земли и полетели далеко-далеко, за синие моря.

Отдохнувши, Малашечка схватила братца и побежала домой, а дома отец с матерью все село исходили, каждого встречного и поперечного о детях спрашивали; никто ничего не знает, лишь только пастух сказывал, что ребята в лесу играли.

Побрели отец с матерью в лес, да подле села на Малашечку с Ивашечкой и наткнулись.

Тут Малашечка во всем отцу с матерью повинилась, про все рассказала и обещала вперед слушаться, не перечить, не привередничать, а есть, что другие едят.

Как сказала, так и сделала, а затем и сказке конец.

Петр Павлович Ершов

(1815 – 1869)

Конек-горбунок

Часть первая

Начинается сказка сказываться

За горами, за лесами,За широкими морями,Против неба – на землеЖил старик в одном селе.У старинушки три сына:Старший умный был детина,Средний сын и так и сяк,Младший вовсе был дурак.Братья сеяли пшеницуДа возили в град-столицу:Знать, столица та былаНедалече от села.Там пшеницу продавали,Деньги счетом принималиИ с набитою сумойВозвращалися домой.В долгом времени аль вскореПриключилося им горе:Кто-то в поле стал ходитьИ пшеницу шевелить{Шевелить – здесь: топтать, мять, портить.}.Мужички такой печалиОтродяся не видали;Стали думать да гадать —Как бы вора соглядать{Согляда́ть – выследить, подкараулить, увидеть.};Наконец себе смекнули,Чтоб стоять на карауле,Хлеб ночами поберечь,Злого вора подстеречь.Вот, как стало лишь смеркаться,Начал старший брат сбираться:Вынул вилы и топорИ отправился в дозор.Ночь ненастная настала;На него боязнь напала,И со страхов наш мужикЗакопался под сенник.Ночь проходит, день приходит;С сенника дозорный сходитИ, облив себя водой,Стал стучаться под избой:«Эй вы, сонные тетери!Отпирайте брату двери,Под дождем я весь промокС головы до самых ног».Братья двери отворили,Караульщика впустили,Стали спрашивать его:Не видал ли он чего?Караульщик помолился,Вправо, влево поклонилсяИ, прокашлявшись, сказал:«Всю я ноченьку не спал;На мое ж притом несчастье,Было страшное ненастье:Дождь вот так ливмя и лил,Рубашонку всю смочил.Уж куда как было скучно!..Впрочем, все благополучно».Похвалил его отец:«Ты, Данило, молодец!Ты вот, так сказать, примерно,Сослужил мне службу верно,То есть, будучи при всем,Не ударил в грязь лицом».